Читання деяких книжок провокує пекучий сором. Найчастіше це якимсь чином пов’язано із сюжетом. Іноді – з навколосюжетними обставинами. А подеколи – із обставинами позасюжетними. І так вже виходить, що не завжди цей сором “фінський”… Подібна книжка мені трапилася на початку осені, а дозріла написати я про неї лише от зараз. Та й те лише тому, що флешмоб #склянастеля нагадав.

Той аспект сорому, що для мене не-фінський, пов’язаний із аж надто сталими традиціями власного читання. Я вже натренувалася вичитувати щонайменші емансипаційні проблиски в британській та американській літературі, носитися з ними, класифікувати мотиви… А слона під носом помічати не навчилася. І от мені соромно. Соромно, бо лише зараз здогадалася почитати Елізу Ожешко.

Я не знаю, чому вирішила, що польсько-білоруська письменниця – це якась більш-менш стандартна і не конче цікава народовка, що затято писала виключно про стражденних селян на радість майбутнім укладачам радянських хрестоматій. А вийшло плюс-мінус, як з Кобилянською – в школі вперто годують “Землею“, а там у доробку є таке, таке!

“Марта“, яку я читала – це коротка, але абсолютно міська повість про тяжке жіноче життя. Фабула проста, як дві копійки: в молодої жінки помирає чоловік, тож лишається вона з малою дитиною, але без грошей. Вона збирає докупи крихти стриманого оптимізму та рушає на пошуки роботи. Панянка з порядної родини, “мы все учились понемногу”, французька, географія, малювання… Але, г’юстон, ми маємо проблему: виявляється, знайти пристойну роботу геть непросто. І тут критичний реалізм обіймається з протофемінізмом, і вони розчулено витирають одне одному виразно сентиментальні сльози. З літературної точки зору, сюжетні нитки в цій повістинці безпардонно тріпотять хвостиками критикам на втіху. Але попри певні недоліки, її дуже страшно читати. Бо, як вдуматися, з другої половини 19 століття змінилося небагато. Залишилося лиш з’ясувати, кому має бути соромно через це.

Трохи найяскравіших цитаток під катом. Що називається: знайдіть n відмінностей з тим, що можна почути зараз (болд мій).

Про “кам’яні стіни”:

Молодой, здоровый и трудолюбивый, он рассчитывал на свою молодость, силы, работоспособность, воображая, что они неисчерпаемы. Между тем они истощились слишком быстро. Мужа Марты неожиданно сразила тяжелая болезнь, от которой его не спасли ни врачи, ни заботы приходившей в отчаяние жены. Он умер. С его смертью кончилось не только семейное счастье Марты — она лишилась также всяких средств к существованию.

Таким образом, брак не навсегда спас молодую женщину от мук одиночества и нужды.

Про кваліфікацію:

— (…) А я хочу, могу и обязана сказать вам лишь следующее: в нашем обществе обеспечить себе существование и оградить себя от больших страданий и нужды может лишь та женщина, которая в совершенстве владеет какой-либо специальностью или обладает подлинным талантом и энергией. Начальные сведения и средние способности не дают ничего или, в лучшем случае, — черствый кусок хлеба, размоченный разве только в слезах и приправленный унижениями. Тут ничего не поделаешь, женщина должна достичь совершенства в какой-либо области, и лишь когда она создаст себе имя, тогда ей успех обеспечен. А той, что стоит одной, двумя ступеньками ниже по своим знаниям и таланту, — дороги не дадут и все будет против нее.

Марта жадно вслушивалась, и чем больше слушала, тем было очевиднее, что и ей приходят в голову те же мысли, те же слова готовы сорваться и с ее уст.

— Скажите, — спросила она, — мужчины тоже должны быть такими учеными и талантливыми, чтобы обеспечить себе жизнь без тяжких страданий и нужды?

Жминская тихонько засмеялась:

— Неужели писцы, переписывающие в учреждениях бумаги, продавцы в лавках, учителя, преподающие в начальных школах географию, историю, рисование, такие уж великие ученые?

— В таком случае, — воскликнула Марта с несвойственной ей живостью, — в таком случае я снова спрашиваю: почему, почему одним всюду дорога, а другим нигде не дают ходу? Почему мой брат, если б он у меня был, мог бы давать уроки рисования при таких же, как у меня, способностях и знаниях, а я не могу? Почему он мог бы переписывать в учреждениях бумаги, а я не могу? Почему ему разрешалось бы применять в жизни все свои знания, а мне разрешается лишь обучать музыке, к которой у меня нет способностей, и иностранным языкам, которыми я не так уж хорошо владею?

Про годівництво:

— Дорогая Мария, — сказала она, — наши продавцы тоже нуждаются в заработке и нуждаются гораздо больше, чем женщины… Они ведь должны кормить свои семьи.

Теперь улыбнулась Мария.

— Эвелина, я — опять на правах школьной подруги — скажу тебе, что ты сейчас повторила просто механически то, что слышишь постоянно от окружающих и над чем ты, верно, никогда не задумывалась. Эти люди — отцы семейств? Но у женщины, за которую я прошу, тоже есть ребенок, которого она должна прокормить и воспитать. Если бы на меня, например, обрушилось несчастье и я потеряла бы честного и хорошего мужа, который не только дал мне счастье любви, но своим трудом содержал меня, неужели на мне, матери, не лежала бы забота о семье? Если бы вы оба, твой муж и ты, через несколько лет умерли, не оставив, как это часто случается, никаких средств, разве ваша старшая дочь не была бы обязана содержать, растить и воспитывать младших сестер и братьев?

Про старі-добрі аргументи:

Изворотливый ум, сквозивший в выражении ее лица и глаз, подсказал ей минуту спустя новый ответ:

— Да и помимо всего прочего, дорогая, прилично ли молодой женщине (а твоя протеже, вероятно, молода?) проводить целые дни за одним прилавком с молодыми мужчинами? Разве это не привело бы к пагубным последствиям для нее, неприятностям для меня и не повлияло бы на добрую славу моего магазина?

Про можливі варіанти:

В витрине она вдруг увидела фамилии нескольких женщин, напечатанные на обложках книг. Одна из них принадлежала женщине, с которой Марта была когда-то знакома. Никто и не подозревал в этой женщине таланта до тех пор, пока он неожиданно не проявился, но и тогда ей пришлось долго и упорно добиваться признания. А теперь ее имя занимало почетное место среди многих выдающихся имен известных в стране писателей. Эта женщина была бедна и одинока, а теперь она обрела место под солнцем, уважение людей и самоуважение.

Про більш вірогідні варіанти:

Марта стиснула руку Клары, безмолвно благодаря добрую женщину, и они отправились на улицу Фрета. Дорогой Клара сказала:

— Швейц уже немолода, и люди разное говорят о ее прошлом. Она открыла мастерскую лет двадцать тому назад, но ей не особенно везло, пока не было швейных машин. А с тех пор как начали шить на машинах, Швейц разбогатела. Это может показаться странным, но это так. Я слышала, как пани Н. в разговоре с панной Брониславой сказала, что Швейц эксплуатирует бедных, плохо обученных работниц, которых нужда заставляет работать за гроши. Я не знаю, что значит слово «эксплуатировать», но если она хотела этим сказать, что Швейц обижает бедных женщин, так я окажу, что тут вина не только ее, а еще чья-то…

Тут Клара умолкла и задумалась. Она, видимо, пыталась отдать себе отчет в какой-то мелькнувшей у нее мысли.

— Я не знаю, чья это вина, но скажите, пожалуйста, почему на свете есть женщины, которых можно безнаказанно обижать? Они еще сами ходят и просят, чтобы их обижали, только бы заработать на кусок черного хлеба!

Про “багатство” альтернатив:

Да, женщина — цветок, женщина — нуль, женщина — вещь, лишенная всякой самостоятельности. Нет для нее ни счастья, ни хлеба без мужчины. Женщина должна обязательно прилепиться, как-нибудь уцепиться за мужчину, если она хочет жить. В противном случае она попадает в швейную мастерскую Швейц и медленно умирает.

І, нарешті, про мрії:

Мольба, с которой эта женщина обращалась к богу, была нелепа, она требовала слишком много — не так ли, читатель? Правда, она не требовала ни министерского портфеля, ни славы, которую разносит стоустая молва, ни свободы без удержу предаваться запретным наслаждениям. Но она хотела жить и сохранить жизнь единственному существу, которое любила на земле, она хотела избегнуть нищенской сумы и не сгорать от стыда за себя… До чего же она была тщеславна, завистлива, жадна и необузданно требовательна! Не правда ли?

Дещо смачнюще надто спойлерне (зокрема там трохи про ті самі механізми скляної стелі в дії – за яких обставин жінка ще може вчителювати, а де і як – ні), то вирішила утриматися від цитування. Але й за цим можна влаштовувати фем-бінго, егеж?